Виктор Попков. Последние дни. Смерть. Бессмертие.
2012.Автор: Козорезенко П.П. (младший)
Незадолго до смерти Попкова в автокатастрофе погиб его хороший приятель – график из Вологды Николай Бурмагин, у которого был дом в Ферапонтове, где Виктор Ефимович с Кларой Ивановной часто останавливались во время своих поездок на север. Попков и еще несколько знакомых Бурмагина собирались ехать на похороны, но в последний момент художник передумал и остался в Москве. По свидетельствам близких друзей, в последние дни с ним происходило что-то непонятное, он стал особенно нервным и тревожным. Трудно сказать, являлось ли это предчувствием скорой смерти или дело было в очередном жизненном кризисе, но вел себя Попков не так, как обычно. За неделю до гибели он позвонил А. Руткину, с которым незадолго до этого ездил в Ферапонтово, и сказал, что хочет попрощаться, потому что уходит из жизни, велел похоронить его в Велегоже. Сорвавшийся после такого звонка к Попкову на Брянскую Руткин застал художника сидящим в мастерской одетым в пушкинский фрак. В тот вечер художник прочитал другу несколько своих стихов и много жаловался на одиночество.
В день смерти, 12 ноября 1974 года, Виктор Попков шел подписывать договор с Комбинатом живописного искусства, где встретился со знакомым художником, поздравившим его с прекрасными работами. и предложившим отметить творческий успех в кафе. Вскоре к ним присоединились еще двое знакомых, соблазненных возможностью выпить в хорошей компании. Для Попкова, крайне болезненно воспринимавшего молчание критики и художественной общественности, воцарившееся вокруг «Бабки Анисьи», в тот момент было важно и нужно любое одобрение коллег. Обрадовавшись возможности поговорить о том, что его волновало, Виктор Ефимович предложил поехать к нему на Брянскую улицу. Все вместе они вышли из кафе и стали ловить машину. Попков подошел к первому попавшемуся автомобилю, который, как оказалось, был инкассаторским…
Незадолго до этого произошло событие, косвенно повлиявшее на случившееся с художником: в Севастополе было совершено нападение на инкассаторов, везших из банка крупную сумму денег. Дорогу, по которой они ехали из банка, завалило осыпью, когда же инкассаторы вышли из машины, чтобы расчистить путь, они все были убиты. После этого действовала инструкция: в случае опасной ситуации инкассаторам открывать огонь без предупреждения.
Когда грянул выстрел, знакомые, собиравшиеся к Попкову в гости, фактически бросили истекавшего кровью художника. Водитель вызванной «Скорой помощи», будучи в полной уверенности, что везет какого-то ночного грабителя, не особенно торопился. Драгоценное время, за которое художника еще можно было спасти, оказалось потеряно. Пуля попала в сонную артерию и пробила легкие. Виктор Ефимович умер в больнице.
Игорь Попов, возглавлявший тогда МОСХ, решил, что гражданскую панихиду нужно провести в Выставочном зале на Кузнецком мосту, 11, однако осторожный секретарь райкома партии, не уверенный в добропорядочности убитого, попытался запретить панихиду. Попову пришлось встречаться с прокурором Москвы и доказывать ему лично, что никакого нападения не было, потому что Попков замечательный человек и ничего подобного сделать не мог. В итоге, несмотря на давление со стороны властей, Попов настоял на своем, и прощание прошло на Кузнецком. Рядом с гробом Виктора Ефимовича стояли картины «Хороший человек была бабка Анисья» и «Осенние дожди. Пушкин», вокруг висели фотографии художника, играла классическая музыка. Кузнецкий мост был заполнен тысячами людей, пришедшими проститься (пришли все, кому были близки картины Попкова) и… милицией. Столь обостренная реакция властей объяснялась еще и тем, что назревал громкий международный скандал: по «Голосу Америки» передали, что сотрудники КГБ убили известного русского художника Попкова. Во многом по этой причине партийное руководство было против гражданской панихиды в центре города, по их мнению, похороны Попкова нужно было провести как можно скромнее, чтобы замять эту неловкую ситуацию. Когда же решение о проведении панихиды в Выставочном зале на Кузнецком все-таки утвердили, были приняты меры для предотвращения возможных провокаций. Волнение милицейских начальников несколько уменьшилось лишь после приезда А.Н. Пономарева (первого секретаря СХ СССР), Г.М. Коржева (председателя СХ РСФСР) и Е.А. Кибрика от Президиума Академии художеств – панихида прошла без скандалов. В тот же день вечером пришла правительственная телеграмма с соболезнованиями. Виктора Ефимовича похоронили на небольшом сельском кладбище, близ станции «Тарасовская» Северной железной дороги. Над проектом надгробного памятника работала скульптор Алла Пологова: в выразительном и лаконичном монументе объединены постамент с крестом, крыло ангела с одной стороны и палитра с кистями с другой.
Вскоре вышла большая статья Михаила Ульянова о Викторе Попкове, в которой знаменитый актер попытался подвести итог жизни замечательного художника, вспомнить о том, каким человеком он был и как много значил для русского искусства. Союз художников выдвинул кандидатуру Виктора Попкова на соискание Государственной премии посмертно. В Большом Кремлевском дворце Государственную премию за художника получили его жена и сын.
Через некоторое время состоялось судебное заседание, на котором инкассаторы утверждали, что на них было совершено разбойное нападение, и выстрел был вынужденным. Три художника, бывшие в тот вечер с Попковым, на суде рассказывали каждый свою версию случившегося, их странные путаные показания раздражали даже судей. Они утверждали, что в момент выстрела их не было рядом с Попковым, получалось, что свидетели отсутствуют, что позволяло инкассаторам продолжать настаивать на версии о нападении. Виктор Попков из жертвы мог превратиться в обвиняемого, но показания неожиданного свидетеля – женщины, видевшей все из окна дома, в котором находилось то самое кафе, – пролили свет на истинную карту событий. В тот вечер она находилась дома и, услышав громкий разговор, подошла к окну, увидела машину и четырех мужчин, один из которых, в сером пальто (это и был Попков), положив руку на крышу машины, громко, спокойно и убедительно говорил, склонившись к окну автомобиля. Его приятели стояли рядом. В какой-то момент подошел еще один мужчина в шляпе и с сумкой, что-то грубо сказал Попкову, тот ответил ему и отвернулся. Мужчина в шляпе сел в автомобиль, после чего машина сразу уехала, а Попков рухнул на руки приятелей. Было много крови. Увидев все это, женщина кинулась звонить в милицию. Сделав звонок и вернувшись к окну, она увидела, как приятели пытались прислонить Попкова к дереву, но в тот момент подошел постовой и велел положить раненого на землю, он же остановил проезжавшую мимо «Скорую помощь», на которой и увезли художника. Эти показания решили исход дела. Вдобавок выяснилось, что инкассатор, стрелявший в Попкова, был пьян. По приговору суда стрелявшему дали 7 лет тюрьмы строгого режима.
«…может быть, через год или два я приду к совершенно иным замыслам и решениям» – это слова художника меньше, чем за год до смерти. «Теперь уже никто не узнает» – первое, что приходит в голову в подобных ситуациях, но в случае с Попковым потом вдруг почему-то вспоминаешь прозрения некоторых христианских мистиков, утверждавших, что незавершенное на земле все равно ждет нас там, что смерть не освобождает ни от плохого, ни от хорошего и что человек должен продолжить осуществлять замысел о себе даже там, несмотря ни на что, даже несмотря на смерть… в сущности это означает, что смерти нет. Почему именно в связи с Попковым? Наверно, потому что это художник, вглядывающийся в то, что находится за гранью. Это ощущение близости к некоему пугающему, но очень важному пограничью, то самое ощущение, от которого комок в горле, нередко исходит от работ настоящих больших художников. Но Попкова отличала какая-то особая завороженность темой смерти.
Существует мнение, что для художника смерть имеет большее значение, чем для простых смертных, достраивая до полноты его творческий образ, словно в ней содержится некое очень важное финальное послание о художнике. Как ни кощунственно это звучит, Попкову «досталась» совершенно уникальная смерть, никак не вписывающаяся в «стилистику» времени, в котором он жил. Советский застой, уже отходящая на периферию общественного сознания военная пора, по сравнению с которой 1970-е годы можно назвать сытыми, последние отзвуки сурового стиля (как мы сейчас понимаем, последнего Большого стиля XX века), дефицит ярких личностей… и в этом успокоившемся, все больше тяготеющем к усредненности мире вдруг раздался выстрел. Как в пушкинское время, в которое мастер так хотел вжиться.
То, что Попков уникальный художник, многим было ясно уже при его жизни. Когда речь идет о мастерах такого масштаба, обычно пишут о том, что они опережают свое время, но живопись последней четверти XX в. не стала тем откровением, предчувствие которого хочется угадывать в работах предшественников. Она, скорее, уступила значительности открытий 1960-х и отчасти 1970-х годов. Заслуга Попкова не в изобретении чего-то нового, доселе не бывшего (похоже, путь новаторства любой ценой и во чтобы то ни стало исчерпан и отчасти даже дискредитирован двадцатым веком), но, напротив, в умении услышать и понять голоса прошлого, и, конечно, в верности себе – принципиальной, не тронутой конъюнктурой, не озабоченной обязательным новаторством или попытками соответствовать времени. Устойчивость искренней индивидуальной позиции, не тронутой самолюбованием. Это не значит, что творчество Попкова существует в некоем надысторическом вакууме, не имея временных привязок. Так не бывает. Сейчас, по прошествии десятилетий, очевидно, что философичность и саморефлексия, усложнение психологической составляющей художественного образа в живописи конца 1960-х–1970-х годов были актуальны не только для Попкова. Но у него эти качества отмечены особой, пронзительностью, серьезной и простодушной одновременно, выводящей его на некий вневременной уровень, которого, действительно, достигают лишь немногие – избранные, не задумывающиеся о своем избранничестве.
Судьба наследия Виктора Попкова удивительным и символичным образом оказалась схожа с прижизненной судьбой мастера. Успешный путь советского художника – и необходимость преодолевать возрастающее с каждым годом давление советской системы, защищать право своих работ быть увиденными зрителями. Внешнее жизненное благополучие – и ощущение одиночества, невозможное стечение обстоятельств, приведшее к гибели. Награды на международных конкурсах – и отсутствие полноценного признания и понимания в своей стране, Государственная премия СССР, присужденная только посмертно…
И вот, спустя годы, прошедшие после смерти, Виктор Попков опять в центре противоречий, кажущихся неразрешимыми. Один из основоположников сурового стиля, имя, вписанное во все хрестоматии… Время словно пытается заключить гений художника в жесткие – пусть и блистательные – рамки привычного клише. Уходит в тень многогранность творчества – поэтичность пейзажей, точность графических работ, философская глубина и гражданственность масштабных полотен, тончайшая работа с цветом, смелые эксперименты с абстракцией, психологизм портретов; умение, говоря о частном, подняться до высоких обобщений. Это невероятно, но великолепный художник, чьими работами гордятся крупнейшие государственные музеи и частные коллекции, фактически остался непонятым и неоцененным по достоинству.
…Весной 2012 года, в одной из экспозиций московского Центрального дома художника можно было увидеть – с удивлением, уступающим место радостному пониманию – «Шинель отца» Виктора Попкова. Это была работа 2000-х годов, работа нашего современника под названием «Диалог. Автопортрет с Виктором Попковым», в котором ушедший в 1974 году художник разговаривал со своим собратом, живущим в XXI веке. Встреча с этой работой дала подлинное и наглядное подтверждение чувству, которое дарит надежду – Виктор Попков не превратился в холодный монумент в пантеоне богов реалистического искусства. Его искусство живо, востребовано, и не только зрителями и исследователями. Творцы – художники, создающее искусство сегодняшнего и завтрашнего дня – нуждаются в диалоге с мастером, чье наследие десятилетиями является источником плодотворных идей в русской живописной культуре, вдохновляются его шедеврами.
Работы Попкова присутствуют в постоянных экспозициях Третьяковской галереи и Русского музея. В XXI веке, спустя десятилетия после смерти мастера в России проводится выставка-конкурс им. Виктора Попкова. Для многих участников это мероприятие стало путевкой в большое искусство, оказало заметное влияние на их дальнейшую творческую судьбу. Имя Виктора Попкова громко звучит на международном рынке искусства, стоимость его произведений на торгах крупнейших аукционных домов приближается к миллиону долларов, произведения художника входят в состав крупнейших частных собраний.
Определилось и место Виктора Попкова в истории искусства. В 2005-2006 гг. в Нью-Йорке, в музее Гуггенхайма, прошла выставка RUSSIA!, приуроченная к юбилейной 60-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН и объединившая в своей экспозиции самые выдающиеся работы, созданные в России на протяжении девяти столетий. Среди шедевров Андрея Рублева, Боровиковского, Репина, Кандинского и Дейнеки, призванных олицетворять русское искусство в контексте искусства мирового, по праву заняли свое место работы Виктора Попкова.
Козорезенко П.П. (младший)
Из книги «Виктор Попков»
12 ноября 2014 года исполнилось 40 лет со дня трагической гибели Виктора Ефимовича Попкова